Я уткнулся в чашку, взял пару миндальных ядрышек, искоса поглядел на Старика. Нет, не дано ему сегодня рассердиться на меня всерьез. Рад он. Так рад, словно помолодел. Вон как залихватски взбил пятерней ежик волос уже с проседью…
В сердце воткнулось колкое стеклышко. Сколько лет я мог бы доставлять ему эту маленькую радость…
– Ладно, – сказал Старик. – Ты мне потом тоже кое-чего скажешь, предчувствователь наш рыжий… На, вот этого зеленого лимончика положи, с ним вкуснее. Ну, так чего ты узнать-то хотел?
– Та вторая, которая увезла мальчишку…
– Жаба, – сказал Старик.
– Да. Хорошо, что жаба. Если бы еще одна паучиха… Мы чуть не попались, когда приехала эта вторая чертова сука. Они часто проводят ритуалы вместе?
Старик хмыкнул.
– Вместе… Для начала понять бы, как часто они вообще проводят эти ритуалы!
Я оторвался от чашки, уставился на него. Мне-то казалось, что тут все очевидно.
– Ну как… Если тем, у которых холмиков по максимуму…
– Угу… холмиков… – пробормотал Старик с гримасой, стиснув кулак. Хрустнули суставы.
– Пятьдесят, для круглого счета.
Старик досадливо поморщился. Хотел что-то сказать, но не стал.
– Лет им по тридцать, – продолжил я. – Ритуалы они начинают…
Я замолчал. А со скольких они начинают ритуалы?
Старик глядел на меня с осуждением. Он мне, конечно же, об этом говорил. Только я ни черта не помню. Потому что пропустил все мимо ушей.
– С сорок первой луны после первого поцелуя Неназываемого, – недовольно сказал Старик. – Сначала щенки-котята, ягнята-поросята. Ну а с тридцать седьмого ритуала… Тут уже не зверята.
– Поцелуй Неназываемого – это лет в двенадцать? – спросил я.
Старик кивнул.
– Хотя бывает и пораньше. Это у обычных девчонок. А как уж у этих чертовых сук…
– Двенадцать… Плюс три с половиной года. Плюс еще года три, пока со зверятами. Получается, девятнадцать лет. С этого времени начинают всерьез. Ну, пусть с двадцати, для круглого счета.
Я поглядел на Старика, не будет ли возражений? Он кивнул.
– Значит, – сказал я, – с двадцати до тридцати лет – пятьдесят холмиков. Получается, по пять в год, если грубо… По четыре? Раз в сезон?
Старик тяжело вздохнул. Покачал головой.
– Если бы все так просто, с кондачка… – Он снова тяжело вздохнул. – Эх, если бы все было так просто… Тогда чем старше, тем больше жертвоприношений. Холмиков, – поморщился он. Мой эвфемизм был ему явно не по душе. – Так?
Я кивнул. Старик с сожалением цокнул.
– Не получается. Если честно, то все вообще… – Он покрутил в воздухе пальцами. – Чуть ли не наоборот все. Особенно с паучихами…
Он замолчал, подлил мне чаю.
Наоборот…
Хм… Старик знает куда больше моего. Хотя даже то, что видел я сам… Да вот последняя. Холмиков больше всех, а по возрасту – чуть не самая молодая. Да, прав Старик. Что-то тут не так. Разве что…
Хоть на лбу у меня была испарина от горячего чая, по спине промаршировали мурашки.
– А может быть… – Я сглотнул и поставил чашку на столик. – Может быть, они делают по нескольку кладбищ?..
Я был готов к любой реакции Старика – к гневу, к усмешке, к досадливому фырканью. Только к одному не был готов. Старика мое предположение вовсе не удивило.
– Скорее всего. Скорее всего, не по одному…
Он пожал плечами и отхлебнул чаю. Совершенно спокойно. Словно речь шла о банных вениках. Кажется, он был уверен, что я тоже готов к тому, что у этих чертовых сук те кладбища, что на задних дворах, – вовсе не единственные.
Черт возьми…
Он посмотрел на меня и хмыкнул.
– Ох, Крамер… Вот вроде не дурак же, а каким местом ты меня слушаешь, не пойму…
Ну, не знаю. Может, и дурак. Но мне в самом деле это ни разу не приходило в голову. Хотя…
Ну да, все верно. Не обязательно же они десятилетиями живут на одном месте. А значит, с переездом начинается и новое кладбище.
Я потер лоб. Выходит, не по одному кладбищу… И те пятьдесят холмиков надо еще умножать… Черт возьми!
– Вот-вот, – сказал Старик. – А еще ты никогда не задумывался, почему мы ни разу не встретили ни одной старухи? Тридцать лет, тридцать пять максимум, а потом как отрезало. Куда они деваются? Те, которые старше? А?
Я опустил глаза. Ч-черт… Об этом я тоже как-то совершенно не думал.
– Так что черт их знает, как часто они вообще проводят ритуалы. А вместе… Хм… – Старик задумался. – Хороший вопрос, между прочим…
Его взгляд остановился на ручке кресла, затуманился, утонул внутри…
Я не мешал ему вспоминать, терпеливо ждал. У меня тоже было над чем подумать.
Что надо тем жабам за больницей? Очевидно, не земля. Место для дома можно найти и получше. Медицинская помощь? Даже не смешно. Тогда что?
Морг?
Но что там есть, кроме свежих трупов? Только трупы.
Много свежих трупов…
Я поморщился. Не нравится мне эта возня вокруг морга… Дорогу провели, домик построили. Выходит, речь не о мелочах. Что-то им там нужно. Что-то серьезное.
– А знаешь… – ожил Старик. – А ведь ты прав. Вместе… Странно, как мне это самому в голову не пришло…
– Что?
– Да паучихи эти… За все их ритуалы не скажу, свечку не держал, но…
Старик замолчал.
– Что – но? – Я еле сдерживался.
– С этими чертовыми суками сам черт ногу сломит, вообще-то. У некоторых слабеньких-молоденьких и книг-то алтарных не было. Это у паучих. У жаб иначе: или есть и книга, и алтарь, или вообще ничего. Попадались мне такие, совсем молоденькие. Ни алтаря, ни книги…
– Молодые и слабые? – уточнил я.
Старик покивал:
– Слабые, пожалуй… – Он поморщился. – Только вокруг них полно изувеченного зверья. Пока за ее домом следишь, кого только ни насмотришься. То собака со вспухшей пастью, бредет как пьяная. То кошки хромые и горбатые. Голуби – не летают, по земле бегают. Крысы Днем на виду сидят. Присядешь с ней рядом – не убегает, только дышит судорожно… Но вот что странно. Ни разу не видел, чтобы слабые проводили ритуал вместе с кем-то. А вот сильных вместе видел. Вдвоем паучиха и жаба. Такое видел трижды. Все три раза – в новолуние. То есть паучихин ритуал, выходит. Каждый раз паучиха была сильная, с алтарем и с книгами. Жаба тоже очень сильная… И вот у вас теперь то же самое: опять сильная паучиха во время своего ритуала с жабой… Жаба, должно быть, тоже сильная…