Машина остановилась прямо под окнами. В ночной тишине через приоткрытую фрамугу было слышно тихое бормотание мотора. Хлопнула дверца, шаги.
Приехал Витюша, не поленился. Решил проверить, просто так я не беру трубку, из упрямства, играя у него на нервах, или в самом деле смотался из города. Убедиться решил. Прежде чем закладывать Старику.
Я замер, прислушиваясь. Ага. Угадал. Шаги по лестнице. Сюда.
Тренькнул звонок. Тихонько так, ненавязчиво. Будто тот, кто пришел, уверен, что его ждут, и не хочет перебудить соседей, долго трезвоня посреди ночи. Будто ему уже бегут открывать.
Ну-ну.
Звонок еще раз тренькнул, но я не спешил. Ничего, постоит.
Звонок коротко тренькнул в третий раз, а потом зазвенел не смолкая. Звук бил по нервам. Я сморщился и натянул свитер. Черт бы его побрал!
Звонок зло трещал, не смолкая ни на секунду, но я не спешил открывать, еще злее звонка. Медленно нащупал в сумраке джинсы. Потом открыл шкаф, нашел чистую пару носков, не спеша натянул и только после этого пошел к двери. Неспешно. Стискивая кулаки, подрагивая от возбуждения, наполнявшего меня. Если он думает, что он сейчас мне что-то раздраженно гавкнет, а я это тихо проглочу… Я дернул запор, от души рванул дверь, готовый выдать все накопившееся, и – осекся.
Яркий свет коридорной лампочки резал глаза, но этот тяжелый, высеченный из глыбы силуэт трудно не узнать.
– Гош?..
Я поморгал. Посторонился, пропуская:
– Привет, Гош…
Но он не вошел. Лишь разлепил губы:
– Одевайся.
Вид у него был мрачный донельзя, чтобы не сказать – злой.
– Гош, что…
– Быстро.
Я сглотнул. Попытался разглядеть в его лице хоть что-то, но это был задраенный люк. Глаза – две стальные заклепки.
– Быстрее.
На негнущихся ногах я поплелся обратно в комнату. Виктор нажаловался Старику? Мог?
Запросто, с этого предателя станется. Сказал ему, что телефон не беру, дверь не открываю. И тогда сейчас…
Выволочка от Старика… в лучшем случае. А в худшем…
Я не заметил, как оделся. Оказалось, что я снова стою в прихожей, уже натянув ботинки и застегивая плащ, и пялюсь на Гоша. И мне все больше не нравилось выражение его лица. Может быть, это и не злость – ожесточение. И Не столько на меня, сколько на самого себя – за то, что…
Я облизнул пересохшие губы.
– Гош…
– Пошли, – сказал он. Развернулся и стал спускаться по лестнице.
Едва соображая, что делаю, я кое-как запер квартиру и побежал следом.
– Гош!
Но он будто не слышал. Молча залез в свой «лендровер» и распахнул изнутри правую дверцу.
Сам не свой, я забрался в машину. Словно под гипнозом.
Если Старик решил, что время выволочек прошло и осталось только…
Мне нужно бежать! Нестись прочь! Выскочить из машины прямо на ходу и бежать!
Но я сидел, оцепенев. Ночные улицы проносились за стеклами – быстро, слишком быстро, хотя Гош и не гнал машину. И впервые мне было неуютно от вида ночного города, скользящего вокруг. Слишком быстро его улицы оставались позади.
– Гош, куда мы едем? – спросил я. Голос показался чужим.
Гош промолчал.
От западной окраины, где стоит мой дом, мы уже добрались до центра и объезжали кремль. Еще два излома стены, и надо будет свернуть влево. Потом перелив улиц спального района, лабиринт гаражей, через пустырь – и дом Старика…
Я не сразу сообразил, что мы пронеслись мимо нужного поворота, объезжаем кремль дальше.
Лишь когда мы повернули прочь от стен на восток, оставляя дом Старика все дальше и дальше, направляясь к восточному выезду из города, до меня дошло.
Я медленно, еще не веря своим глазам, обернулся к Гошу. Он ухмылялся.
– Гош, сукин кот!
Я от души врезал кулаком в его плечо. Но ему это было как укус комара, ухмылка только стала шире.
– На нервах играл, гад! Сразу сказать не мог!
– Дверь будешь веселее открывать, щусенок, – сказал он. – И трубку брать.
– Так это ты звонил?..
Мимо пронеслась заправка, которую я всегда воспринимал как границу города. Гош прибавил. Сейчас шоссе было совершенно пусто, мы стрелой мчались на северо-восток. К Москве.
– Так ты нашел ее?..
Гош кивнул.
Просто кивнул! Спокойно и деловито. Словно речь шла о том, что его просили заехать в булочную за половинкой черного.
Теперь, когда мои страхи перестали висеть шорами на глазах, я словно заново его увидел.
Я поморгал, отказываясь верить своим глазам. Мне казалось, что я знаю Гоша. Что уже привык к спокойствию и невозмутимости. Но…
Он был свежевыбрит, ежик волос зачесан волосок к волоску – и часа не прошло, как он был под душем. А это значит, что вчера утром – или сегодня утром, как сказал бы нормальный человек, который спит по ночам, – он вернулся с охоты. Найдя ее. Но не пошел делиться новостями. А спокойно лег спать. Потом встал, принял душ, побрился, позавтракал и вот только сейчас, свежий и бодрый, пришел ко мне.
Даже не позвонил вчера!
– Где ты нашел ее гнездо?
Вот теперь Гош вздохнул и нахмурился.
– Ее… – неохотно буркнул он.
– Не понял?.. Ты нашел ее гнездо или нет?!
– Я нашел ее.
Я снова не понял, что он имеет в виду.
Ох уж эта его привычка беречь слова, как слезинки обиженного ребенка! Когда важно, он, конечно, скажет все, что нужно, и так, что все понятно. Но вот когда время терпит, или он считает, что можно обойтись без уточнений, черта с два от него добьешься толкового ответа!
– Что значит – ее? Ты ведь искал их по машине, так? Нашел машину? Нашел ее гнездо? Где она живет?
Гош скривился, как от зубной боли, но ничего не сказал.
Мне захотелось еще раз врезать ему в плечо, но я сдержался. Похоже, Гош просто не знает, как ответить на этот вопрос. Оттого и сморщился весь, как печеное яблоко.