Ее холодное дыхание – прямо сюда, выхватывая из моей памяти миг, который я забыл, потому что несся сквозь листву, ничего не соображая…
Нет, нет, нет!!!
Кажется, я взвыл так, как выл Виктор там, в темноте возле двери. Стискивая зубы, напрягая все силы. Заставляя себя не думать о страхе. Забыть страх! Забыть тот день. И забыть, что вообще есть оно, это место – плохое место.
Нет ни места, ни мира, ничего – есть лишь этот свет от свечей и тени. И я. И чертова сука, которую я должен достать… И больше ничего нет. Никаких мест.
На миг я смог убедить себя в этом – потому что холодные щупальца перестали давить здесь, скользнули дальше.
На миг накатило облегчение. Я сообразил, что почти не дышу, и втянул полную грудь воздуха. Сам того не заметив, я почти остановился… Вперед! Я уже близко! Это уже середина подвала, вот-вот появятся камни алтаря и свечи!
А потом я понял, куда она скользнула. Не в сторону, а глубже. Под это воспоминание… Все еще лезла в мою память, той же тропинкой, опять в то, что я старался забыть, только еще глубже…
Запах горелого жира.
Он и раньше был здесь, но я его почти не замечал. Не до него… Но сейчас он заполнил мои ноздри, стал реальнее всего, что я чувствовал. А подвал, колонны…
Подвал, колонны, дом в дубовой лощине – это все был сон. Всего лишь сон. Я понял это в одном мгновенном приступе отчаяния. Мне все это привиделось, привиделось за один миг – это всего лишь сон. А реален лишь этот запах горелого жира, запах свечей. Свет этих свечей…
Сотни свечей.
Чуть подрагивающие огненные язычки со всех сторон от меня.
И холод. Я совершенно голый, и мне жутко холодно.
Непонятные слова, плетущиеся в медленный распев, усыпляющий, окутывающий все вокруг туманом, сбивающий мысли…
…грохот выстрела, налетевший откуда-то сзади. Этоже…
…но это тень, призрак, ничто. Есть только голубые глаза на прекрасном лице и твердые соски, упершиеся мне в грудь.
И еще что-то сзади, где я не могу видеть. Что-то стискивало меня за волосы. Дернуло мою голову выше – и что-то блеснуло снизу, под моей шеей. Прижалось. Холодное и острое.
Я хотел вырваться, хотел отскочить, но все, что у меня получилось, это задрать голову еще выше. Там, над свечами, из темноты выплывало что-то покрытое шерстью и два глаза горящие огнем.
Я различил черный нос, полоску рта, бородку… Козлиная морда с красными, будто огонь, глазами. Рога отливали желтоватым, похожие на два маленьких бивня, растущих почему-то из лба…
Они могли бы быть другими – куда больше, и закрученными, словно штопор. И без сколов…
Я вдруг понял, что рога и есть такие – винтовые. И морда куда больше. И…
Рога простые, я видел их, различал каждый изгиб, каждый скол, но и те, другие рога, не пропали…
Морда была не одна – их было две, и словно не настоящие, а во сне… И свечи, и напев, и рука, сжавшая мое горло, – на миг мне показалось, что все это лишь кошмар… Я вдруг понял, что ножа под моей шеей нет, нет его, нет!
Холод навалился на меня с новыми силами, сжимая, словно тиски, но я знал, что могу его стряхнуть с себя, как остатки сна, только ледяные путы были сильнее. Что-то тянуло меня, загоняя обратно в замерзающее тело, окруженное свечами и непонятным распевом. Нож впился в мое горло. Боли почти не было, но что-то теплое, почти горячее заструилось по моей коже. Это реально! Только это и реально.
Но за миг до того, когда ничего, кроме этого, не осталось, я перестал сопротивляться ледяным путам. Перестал вырываться. А вместо этого потянулся сам, потянулся вместе с путами, увлекая их за собой, чуть в сторону. Совсем чуть-чуть, но мне ведь далеко и не надо… Лишь чуть-чуть дальше… Туда, где…
Половина свечей погасла, остальные метались, как сумасшедшие, а женщина была на полу, прижатая к нему тремя гарпунами. Стальные пики с крючьями проткнули ее живот насквозь, но крови почти не было…
Все дрогнуло, поплыло, пропадая…
Ледяные путы уже не стискивали меня, обвисли, а я все тянулся, увлекая их за собой, к телу женщины на полу. К каждой малейшей детали, что отпечатались в моей голове. Она снова была реальна, прямо здесь, передо мной. Как подогнулась ее нога, рассеченная на колене, но и там крови не было. А ее руки все еще сжимались, длинные ногти скребли по полу. Этот звук… Я так хорошо его помню…
И выражение ее лица – даже сейчас она не верила, что может умереть. Что это произойдет с ней. Что это происходит с ней… Это не со мной! Со мной такого не может быть! Это же я! Я! Я! – кричали ее голубые глаза, но и это уходило, гасло, затягивалось мутью. Ее грудь, испачканная моей кровью, больше не вздымалась. Пальцы все медленнее скребли пол, все медленнее, медленнее…
Я снова стоял в подвале.
В голове пусто и легко. И странное ощущение, что миг назад по вискам изнутри проехалось что-то холодное и шершавое, судорожно отдергиваясь.
Не что-то, а кто-то.
Еще шаг – и из-за колонны показался край алтаря, первый огонек свечи.
С каждым мигом, с каждым шагом мне было легче. За колонну! Дальше! Быстрее, пока сука не пришла в себя!
Здесь все было в крови. Тела не видно, но я знаю, чья это кровь… Его кровь была на полу, на каменных глыбах алтаря, на серебряной плите поверх них. Свежие брызги на козлиной морде над алтарем. И корочка застывшей крови на коже чертовой суки.
Она стояла на четвереньках на алтаре совершенно голая. Вся в крови. Длинные волосы растрепались. Чужая кровь застыла в них, превратив в слипшиеся космы. Ее лица почти не видно – только блестят глаза из-за полога волос. Она смотрела на меня, но словно бы не видела…