Слева и чуть сзади Шатун, под его ногами то и дело шуршали листья. Гош где-то справа – его шагов я не слышал, и если бы не перезвон шкатулки в его руках, то Гоша вообще не заметить.
Фонарь все ближе, все ярче. То пропадал, то появлялся за невидимыми ветвями дубов, подмигивая, – колкий всевидящий глаз…
Мы шли не прямо к дому, а обходили его правее. Так, чтобы пересечь подъездную дорожку метрах в двухстах от дома.
Теперь вокруг фонаря была видна и стена дома, которую он освещал. И терраса с двумя лестницами, и земля под ними. Если даже они забыли фонарь горящим случайно, то кавказец, или кто там сейчас на кухне, должен видеть, что весь двор под окнами залит светом как днем. Уж сто раз мог бы пойти и выключить…
Мы вышли на дорогу и повернули к дому. Теперь фонарь бил прямо в глаза.
– Не нравится мне это, – сказал Виктор. – Не нравится… Гош! Чего молчишь?
Гош шагал совершенно бесшумно – тихий перезвон музыкальной шкатулки летел сам собой в темноте справа от нас.
– Надо сдвигать время атаки, – сказал Виктор. – Ровно в полночь начнем, не раньше.
– А мальчишки? – наконец-то отозвался Гош.
– Мальчишки… – прошипел Виктор сквозь зубы.
– Без четверти, – сказал Гош. – Тогда успеем вытащить.
– Да к черту мальчишек! – не выдержал Виктор. – Достали меня эти телячьи верования! Идиотизм какой-то: мальчишку им надо спасти, и хоть весь мир вдребезги… Хватит! На одной чаше весов – те мальчишки, а на другой – мы! Чем их две жизни ценнее наших? Четырех наших жизней?!
– Тебе этого не понять, – сказал я.
– Да, – неожиданно спокойно сказал Виктор. – Боюсь, мне этого не понять, Храмовник. Или, может, они, когда вырастут, станут не двумя обычными мужиками, а кем-то особенными? – почти вкрадчиво осведомился он. – Крылышки прорежутся, перышки и нимб?
Я промолчал. Гош тоже.
– Гош! Лучше начать позже, когда она будет занята ритуалом. У нас будет больше шансов… Гош, твою мать! Слышишь ты меня или нет?! В полночь. Ровно. И ни минутой раньше.
– Без четверти, – отозвался Гош. – Мы их вытащим.
– Да не их спасать нас Старик послал, а за книжкой! – не выдержал Виктор. – Книжка нам нужна, а не мальчишки. Она этих мальчишек, если Храмовник не напутал, больше полусотни уж в землю положила. И двумя больше, двумя меньше – роли не играет… Хватит в благородство играть, Гош! Нам самим бы живыми остаться!
– Мы их вытащим, – сказал Гош.
– Гош…
Перезвон шкатулки больше не двигался, замер на одном месте.
До дома осталось метров сто пятьдесят. Соваться ближе пока не стоит.
– Гош!
– Все, – отрезал Гош. – Не суетись. Идите.
Он остался на дороге, а мы пошли влево.
Здесь дорога проходила впритык к косогору. Небольшой – метров пять в высоту, но почти отвесный. Пришлось карабкаться, хватаясь за кусты. Мокрые прутья скользили в руке, изгибались, норовя вырваться.
А когда поднялись вверх, оказались в темноте. В сторону дома холм поднимался еще выше, закрыв фонарь. Снова опускается уже у самого пруда.
Темно стало, хоть глаз выколи. Из ничего сгущались стволы, толкаясь в выставленные руки. Серебристый ритм, за который я цеплялся, как за соломинку, остался позади вместе с Гошем. Пропал, растворившись в шуршании дождя…
Что-то мазнуло по щеке – чьи-то мокрые, окостеневшие от холода пальцы.
Я шарахнулся в сторону, чуть не заорав, но тотчас сообразил, что это просто ветка. Низкая ветка и мое переполненное страхом подсознание…
– Что?.. – шепнул Шатун.
Над самым моим ухом. Я едва не налетел на него.
– Да ничего, это у Храмовника нервишки шалят, – бросил Виктор. – А, Храмовник? Что, совсем мурашки замучили? Каждый миг за пять?
– Зато тебе явно полегчало, – пробормотал я. – Ничего… Сейчас фонарь появится, и мои мурашки на тебя перескачут.
– Зря смеешься, Крамер… – уже мрачно сказал Виктор. – Уж больно этот фонарик на приманку похож… Будто приглашает она нас…
Фонарь, будто ждал, вынырнул справа от нас. Запрыгал за стволами, подмигивая.
И правда – будто приглашение… Билет в одну сторону.
– Если они о нас знают, если она нас ждет, то фонарь бы не зажигали, – сказал я. – Если сука настороже, она заметит нас без всякого фонаря. И предупреждать нас ей незачем.
– Предупреждать – незачем, – согласился Виктор. – Вопрос в том, предупреждает ли она нас или…
Виктор замолчал.
– Или?.. – нервно отозвался Шатун.
– Или отвлекает.
– От чего? – спросил я, с трудом скрывая злость.
Господи! Только его опасок и предположений мне еще и не хватало для полного счастья! И так-то хочется все бросить и бежать… Нестись обратно к машинам. Прочь! Как можно дальше, и гори оно все синим пламенем! Это плохое место. А тут он еще, со своими страхами…
Фонарь подмигивал из-за ветвей, высматривая каждый наш шаг.
Мы медленно обходили дом по широкой дуге. Ближе нельзя. Как бы не почувствовала нас раньше времени…
– Да от чего угодно… – снова подал голос Виктор. – Может быть, от тебя, Храмовник?
– Ты это о чем? – раздраженно отозвался я.
– Да о том же… – мрачно сказал Виктор. – Гоша можно понять, он на детях помешанный. А ты-то?
Господи, как же он меня достал!
– Что – я? – процедил я сквозь зубы.
– Тебя-то почему так тянет туда? Будто била она тебя не отгоняя, а приманивая. Чтобы ты вернулся сюда несмотря ни на что. Да не один, а привел вместе с собой всех своих. Чтобы ей накрыть всех разом и больше уж не беспокоиться… А, Храмовник? – Виктор перестал ухмыляться. – Тебя-то туда что так тянет?
Что тянет…
Лицо в зеркале – мое собственное лицо! – которое не сразу узнать. Потому что не хочу я узнавать себя в этом перепуганном до ужаса мальчишке. Потому что та чертова сука, сама того не желая, докопалась, достала туда, где…