– Уп-пертый… Вот ведь упертый, а… Убил?
Я вздохнул и уставился в чашку. Почувствовал, как щеки наливаются жаром:
– Нет…
Старик озадаченно крякнул. Сделал еще один круг по комнате, остановился напротив меня и выпалил:
– Рассказывай!
– Значит, не убил… – Старик потер правую бровь и вдруг усмехнулся: – Первая хорошая новость от тебя за последний месяц, Крамер.
А вот мне было не до смеха.
– Но я убил ее волка.
– Какого еще волка? – нахмурился Старик.
– Заместо пса у нее был. И теперь она меня достанет.
Старик поморщился:
– Крамер…
– Достанет, – упрямо повторил я.
А может быть, и не достанет. Но Старику об этом знать не следует, верно?
– Либо я успею достать ее, пока не всплыл волк, либо она достанет меня, – убежденно сказал я.
– Вот ведь упрямый, а! Ну как, как она тебя достанет? Ну, всплывет собака через пару дней, и что? За три дня в ее псином мозгу не останется ни одной целой клеточки. Из такой головы никто ничего не вытащит. Успокойся…
Я помотал головой.
– Прекрати, – приказал Старик. – Ну-ка взял себя в руки и прекратил этот детский сад. Некромантия, еще скажи… Выдумает, тоже мне…
Но я снова упрямо помотал головой. Стараясь не смотреть в глаза старику – актер из меня и так-то никудышный, а Старик меня знает как облупленного. Пол моей жизни у него на глазах прошли.
– Я не знаю как, – сказал я. – Но я знаю, что она меня достанет.
– Хватит, Крамер! – Старик врезал ладонью по подлокотнику. – Хватит! Да, я вижу, та девочка не просто так погулять вышла, раз так тебя приложила. До сердца, до печенок прочувствовал, что такое хороший удар паникой, да по совсем открытому, а? Но не сходи с ума. То, что ты ее так боишься, – это потому, что ты был открыт. Вот тебя и зацепило. Маскировался под зверюшку? Вот теперь и не ной, что так страшно. Зверям всегда так. Ну а все твои предположения, что она тебя достанет… Ты ведь не зверюшка, да? Вот и пытаешься рационально объяснить тот страх, что она в тебя засадила. Это понятно…
Старик вздохнул, пожал плечами:
– Тебе надо просто развеяться. Через неделю этот страх пройдет, и ты поймешь, что эта паучиха не страшнее прочих…
Я упрямо тряхнул головой, потом взял заварочный чайник и стал разливать уже остывшую заварку по чашкам. Хмуро.
– Ну нельзя нам туда лезть! – не выдержал Старик. – Нельзя! Как ты этого не поймешь!
Я поставил заварочный чайник, стал разливать кипяток. Старик всегда делает чай по старинке: крепкую заварку и кипяток отдельно, вместо того чтобы сразу делать чай.
– Думаешь, мне это нравится? – говорил Старик. – Думаешь, мне не хочется извести их всех до одной?
Я молчал. Я не собираюсь ему помогать уговаривать меня, а главное – себя. Нет, не собираюсь.
– Да пойми же ты… Нам просто повезло. Просто повезло, понимаешь? Здесь же глушь. Кому интересно тут жить? Вот у нас и водилась всякая мелочь. Мы смогли эту мелочь зачистить. Но лишь потому, что это была мелочь! Неорганизованная. Ее мы завалили. И в городе, и в округе. Но дальше… В крупных городах все совсем иначе. Там они держат масть, понимаешь?
Я упрямо молчал.
Старик в сердцах махнул на меня:
– А-а!.. Ну как тебе еще объяснить, упертому… Это здесь мы их зачищаем. А там они нас будут зачищать! Думаешь. Руслан или Пятиглазый хуже тебя были? Нельзя нам туда соваться! Нельзя эту муравьиную кучу ворошить!
Я опустил глаза:
– Тогда она меня доста…
– Ты меня не слушаешь! – Старик врезал ладонью по подлокотнику. – Хватит в облаках витать!
Он запыхтел, как паровоз, еле сдерживаясь. Потом буркнул:
– Покажи руку…
Я осторожно задрал рукав.
– Да… Хороший песик. Был… Не начинай! – Старик метнул на меня взгляд, останавливая. – Лучше скажи, вот тут боль…
– Сш-ш!
– Угу… А вот тут?
Я стиснул зубы, чтобы не взвыть.
– Ясненько… Ну что. Лучевая кость цела, локтевая цела. Уносите.
– У нее мальчишка, – сказал я.
– У них у всех мальчишки, – тут же отозвался Старик. Был готов. – Вот когда встретишь такую, которая таскает на алтарь девчонок, вот тогда другой разговор.
Вместо ответа я поднялся и – совершенно невзначай, ясное дело – побрел в кабинет.
– Крамер?..
Я услышал, как скрипнули колеса. Старик развернулся, но не поехал за мной.
Но я не оглядывался. Добрел до кабинета, в угол, куда солнечный свет не падает никогда.
– Я с кем разговариваю, зараза конопатая?! Ну-ка вернись и сядь!
– У нее книжка есть… – тихонько отозвался я. Ненавязчиво так.
– У них у сильных у всех по книжке в алтаре. И книжек этих всего две разновидности. Либо для паучихи, либо для жабы. У тебя, говоришь, паучиха была… Тебе паучихин псалтырь нужен? Могу подарить. Вон их целая полка для паучих. Различия кое-какие есть, но все больше по мелочам. В главном все одно и то же. Нужна книжка? Выбирай любую.
Я повел пальцем по стеклу, будто бы выискивая среди корешков за стеклом нужный.
– Выбрал? А теперь иди сюда, – позвал Старик.
– Здесь такой нет.
– Да сядь, когда с тобой гово… – Старик осекся. А когда заговорил, был он уже в дверях кабинета и говорил совершенно другим тоном: – Что? Как ты сказал?..
Это был третий Старик. Старик-Навостривший-Уши. Кто бы мог подумать, что в этом плечистом великане, который когда-то был металлургом, вдруг проснется такая любовь к старинным фолиантам?
Впрочем, это ведь особенные фолианты…
– Какая книжка, ты говоришь? – Голос Старика стал мягким-мягким, почти заискивающим.
– Да так, раскладушка какая-то старинная, потертая вся…
– Какая книжка?! – Старик снова набрал обороты. Заскрипели колеса. Он подкатился ко мне. – Не тяни кота за яйца, сволочь конопатая! Какая книжка?