Шаг во тьму - Страница 23

Здесь у Старика есть все, о чем только может мечтать библиофил-старьевщик, и даже больше. Особенно много трактатов по черной магии, в основном пражских изданий. Впрочем, не уверен, что от этих пыльных старинных фолиантов есть какая-то польза.

Но имеются и стоящие вещи. На средних полках, куда старику удобнее всего дотягиваться, сидя на кресле-каталке. Здесь настоящие черные псалтыри. Всего на двух полках. Не так много, как мне хотелось бы. Каждый черный псалтырь, вставший на эти полки, это теплое напоминание о том, что еще одна из этих чертовых сук – из действительно опасных чертовых сук! – больше никогда не будет приносить жертвы под винторогой мордой.

Были и вовсе уникальные – вроде «Malleus Maleficarum».

То есть оба. И та подделка, которая выдается за «Malleus Maleficarum». Этих «Молотов» даже несколько, разных изданий – на верхних полках, среди прочей старинной макулатуры, от которой почти никакой пользы.

Но у Старика есть и другой «Malleus Maleficarum» – настоящий. Написанный теми, кто вправду знал, что из себя представляют эти чертовы суки, чем они действительно опасны, а главное – как их бить. Потому что они на самом деле дрались с чертовыми суками…

Дрались до тех пор, пока чаша весов не склонилась в другую сторону. Пока эти чертовы суки не подмяли под себя сначала церковных иерархов, их руками раскурочили инквизицию изнутри, а потом сами стали невидимыми хозяевами всей Европы… А теперь, похоже, и всего мира.

Теперь охотников почти нет. Архивы инквизиции сожгли, вместо них распространили странные якобы пособия для инквизиторов, полные чепухи и бреда, вроде того подложного «Молота». Чтобы даже те немногие, кто соприкоснулся с этими чертовыми суками, но каким-то чудом вырвался, уцелел, что-то понял и решил бороться, все равно оказались беспомощны, как слепой котенок. Попытаешься разобраться, что к чему, как с этими чертовыми суками можно бороться, попытаешься найти хоть какие-то крупицы знания – получишь записки сумасшедших женоненавистников, которые в лучшем случае собьют с толку, а в худшем – запутают так, что сразу же и попадешься…

Я оглядывал все эти ин-фолио и ин-кварто с «живыми» обложками, узоры на которых плывут в глазах. Особенно те, на которых узор не просто выгравирован, а набран из разных металлов, как мозаика. Эти сделаны искуснее, и эффект сильнее.

Я пытался отыскать такой же, как видел ночью, но ничего подобного не было.

Разве что… В самом углу, возле крошечного томика «Молота» на старославянском – перевода того исходного, первого «Молота» – стояла большая книга в металлическом переплете, и она…

Я прищурился, приглядываясь. Рисунок похож, те же спирали из шестеренок и ощутимо плывут в глазах, но вовсе не с той сводящей с ума силой, что была у книжки в алтаре. Хотя… Может быть, если развернуть переплет лицом…

Я вцепился в холодный переплет, чтобы вытянуть с полки тяжелый том.

За спиной скрипнули колеса.

– Поставь книжку, Крамер. Сколько раз повторять: руки надо мыть, прежде чем трогать такие вещи! Мыть руки надо! Сколько раз говорить?

Я смутился и задвинул книжку обратно на полку. Мыть… Мыть руки надо после того, как потрогал эту дрянь.

– Дед Юр, я все хотел спросить…

– Ну?

– Сколько лет было той, с сорока двумя?

Старик подозрительно разглядывал меня.

– А с чего это такой интерес?

– Ну так… Вдруг сообразил, что не знаю. А надо бы. Если хочу стать когда-нибудь таким, как ты.

Я улыбнулся, но Старика на телячьих нежностях не проведешь. Он поднял указательный палец и прицелился в меня:

– Ты мне это брось, Крамер! Таким, как я… Ты что, всю жизнь собираешься только этим и заниматься?

– «Тонкое искусство охоты требует постоянного совершенствования, вплоть до самоотреченья», – процитировал я из «Молота».

Старик хлопнул ладонью по подлокотнику.

– Охоты! На кого охоты? Мы вычистили и город, и все вокруг. Здесь их больше нет. А если какая-то случайно и забредет к нам, в нашу глухомань, то это будет мелочь. Тебе с лихвой хватит того, что ты уже можешь. И… – Он осекся. Внимательно поглядел на меня. – Или ты опять кого-то из другой области собираешься, засранец?!

– Ну, почему сразу из другой области… Можно же и просто учиться. На всякий случай. Кто-то ведь должен…

– Ты жить должен! Жить! Вот чему тебе надо учиться!

– Но, деда Юра, я же…

– Ты на остальных наших посмотри, – перебил меня Старик. – У Гошки вон уж вторая девчушка родилась. Серебряков тоже времени даром не теряет, кобелина, уж полгорода девок перепортил, наверно… А ты?

– Что – я?

– А то, что ты уже не живешь! Ты уже фанатиком стал. Это уже болезнь. Ну сколько тебе можно объяснять, что охота – она ради жизни. Чтобы убрать то, что мешает, и спокойно жить дальше. Жить! Охота ради жизни, а не жизнь ради охоты! Понимаешь?

Я прикрыл глаза, прислушиваясь к себе:

– Пора, кажется…

– Ты меня не слушаешь! – Старик врезал кулаком по подлокотнику.

Но тоже замер. Поморщился, нехотя кивнул.

– Да, пора… Но учти, Крамер. Это последний раз вне расписания. Две недели я тебя к ней больше близко не подпущу! Понял?

Я кивнул, слушая уже не Старика, а то, что творилось во мне.

Глубоко в голове родился холодный ветерок.

Эти холодные мазки по вискам изнутри лишь на первый взгляд схожи. Если знать, на что обращать внимание, легко заметить, что каждый налетает по-своему. Все разные, как и лица их хозяек.

Эти ледяные пальчики – холодящие не как лед, а как душистый бергамот – принадлежали той же, что касалась меня на дороге перед домом. Только на этот раз касание было не заискивающим, а чуть удивленным. Озабоченным.