Шаг во тьму - Страница 102

102

– Тетя Вера… – Я не узнал собственного голоса. Горло сжало. – Тетя Вера!

Не обращая внимания, они шли дальше. Медленно, но упрямо. Заводные игрушки, у которых вот-вот кончится завод, но еще не кончился, и они ползут последние метры, все медленнее и медленнее…

Я пошел следом, чувствуя, как ноги деревенеют. Споткнулся о бордюр, забыв о нем, чуть не упал.

Шум с дороги из-за сквера доносился сюда глухо, как сквозь вату. Пятиэтажка застыла справа безжизненной коробкой. Фонари отражались в темных окнах, я видел, что некоторые форточки открыты, но изнутри не раздавалось ни единого звука. Ни звяканья ножей и тарелок, так привычных в это время после возвращения с работы. Ни голосов, ни вечного бубнения телевизоров. Ничего.

Шагая и сам, как марионетка, у которой обрезали половину ниточек, на негнущихся ногах я догнал их. Поднял руку, чтобы взять тетю Веру за плечо… но не решился. Просто обогнал и зашел вперед.

Она смотрела в мою сторону, но сквозь меня. Кажется, она вообще не видела ничего вокруг. У Соньки и Сашки были такие же совершенно пустые глаза… Как лунатики. Не глядя по сторонам, ничего не видя перед собой. Ориентируясь лишь по тому, как двор остался в их памяти.

Не замедляя шагов, они двигались на меня. Меня для них просто не было…

Я шагнул в сторону, взял тетю Веру за плечо, но она прошла дальше, выскользнув из моих пальцев. Халат и бретелька комбинации соскользнули с ее плеча, обнажив левую грудь, а она шла дальше, не замечая ни меня, ни холодного воздуха, ничего.

И кажется, я знаю, почему…

Очень медленно я повернулся к дому, заставляя себя забыть обо всем, что сейчас не имело значения.

В любой момент мог налететь холодный ветерок, способный мгновенно превратиться в цепкий, кромсающий на куски шторм.

Дальний конец, два окна на третьем этаже… Отсюда фонарь не светил мне в лицо, лампа спряталась под колпаком, и я видел чуть больше. Во всем доме окна черны, лишь оранжевые отражения фонарей. Но в тех двух, в конце дома – Гошева квартира – что-то светится и внутри. Свет горел не в самих комнатах, а в глубине. В третьей комнате или на кухне, выходящих окнами на ту сторону, и через коридор отблески падали в комнаты с этой стороны.

Метров восемьдесят до них, если по прямой. Почти безопасная дистанция.

Она может меня почувствовать, а я прекрасно почувствую ее, если она попытается влезть в мою голову. Почувствую, но не более того, если не раскрываться. Почти безопасная дистанция.

Почти.

Если бы все было, как обычно. Но…

Я и раньше видел подчиненных детей, но ни разу не видел, чтобы подчинение было до такой степени. И я ни разу не видел целый квартал, затихший, как сонное царство…

Только опасность была не там. Движение за спиной!

Я обернулся, ныряя рукой в карман – слишком поздно вспомнив, что револьвер остался на правом сиденье. Моя последняя ошибка.

Замер, упав на колено и кусая губы от досады, но…

Человек был, а атаки не было.

Женщина. Наверно, она пряталась за толстым дубом. Теперь вышла. Черный плащ из мягкой кожи, очень длинный, до пят. Ботинки на высокой подошве. Длинное каре до плеч, брови вразлет…

– Не нужно, – сказала она. – Не ходи туда. Поздно.

Она развернулась и шагнула обратно за деревья.

– Стой. Стой!

Я бросился за ней. Она двигалась быстро, но не бежала. Я нагнал ее. Попытался схватить за плечо, но она мягко шагнула в сторону, будто знала, что я попытаюсь это сделать, и прижалась спиной к дереву. Тень скрыла ее от рыжего света фонарей, лишь два глаза блестели из темноты.

В голове путалось, мысли рвали друг друга. Что здесь случилось? Это все сделала… одна или нет? Сколько их? Как давно они здесь? Что в квартире Гоша… и что с ним самим сейчас? Видела Гоша эта чернобровая?

Она в упор глядела на меня, а я никак не мог выбрать, что же важнее всего.

– Ты… Кто ты?

В ее лице что-то изменилось, но света было слишком мало, чтобы я мог хорошо разглядеть. Я мог лишь гадать, что творится за этими блестящими черными глазами, но так и не понял.

– Твой ангел, – сказала она. – Черный ангел-хранитель.

А потом – я не заметил, когда началось ее движение, таким мягким и стремительным оно было – вдруг скользнула в сторону, уже развернувшись ко мне спиной. Я дернулся за ней, но, прежде чем сделал шаг, она остановилась, бросила через плечо:

– К себе домой не лезь. И ко всем вашим…

Досадливо дернула плечом и нырнула за ствол, в сплетение теней.

Я бросился за ней, но теперь она бежала. Я продрался через кусты, обогнул старый дуб. Поднырнул под ветку, выбежал на маленькую полянку, но не успел.

Меня обдало ревом мотора и тугой волной воздуха с бензиновым перегаром. Большой мотоцикл – слишком темно, чтобы разглядеть марку – сорвался с места, прокатил, разгоняясь, через полянку, вихрями взметнув опавшие листья. Пронесся между деревьями и вылетел на дорогу позади моего «козленка».

Там она рывком развернулась, не притормаживая. Мотоцикл вздыбило, она сжалась и прильнула к нему, как всадница к спине лошади, берущей барьер. Удержала равновесие. Мотоцикл плюхнулся обратно на асфальт передним колесом и стрелой унесся за сквер, к шоссе.

Несколько секунд – гулких ударов сердца у меня в груди и висках, – и я потерял красную габаритку.

Снова сгустилась неживая тишина этого места.

– Стойте здесь.

Я вздрогнул, развернулся на этот безжизненный голос.

Не сразу понял, что это голос тети Веры, так отличался он от ее обычного голоса. Чувствуя, как ноги вновь деревенеют, я вернулся к детской площадке.

Они остановилась на ее краю, упершись в большой куст. Почему-то я был уверен, что дети остановились еще раньше, чем она это сказала. Все трое замерли.

102